© Фото автора

Уроженец города Худжанд, что на севере Таджикистана, пенсионер Джура Абаев хочет добиться аудиенции у президента республики Эмомали Рахмона, чтобы рассказать ему о своей большой мечте – построить дом. Но печется он не о себе.

Джура Абаев – один из трех оставшихся в Согдийской области бухарских евреев. После смерти его жены дети перебрались в Израиль, и Джура-ако («ако» или «ака» – брат, это слово выражает уважительное отношение к мужчине. - Прим. ред.) остался один. Он часто болел, и в это трудное время ему помогла одна из местных жительниц – мать пятерых детей.

- Так получилось, что эта таджичка разошлась со своим мужем, и ей негде было жить, - рассказывает Джура-ако. – Тогда я решил выделить ей место в своем доме и пригласил ее с семьей жить у меня. Ее детей воспитывал как родных. Нет, мы с ней не поженились: нам нельзя жениться на мусульманках. Она мне как сестра.

К сожалению, у старшей дочери названой сестры Джуры-ако тоже не сложилась личная жизнь, и она осталась одна с двумя детьми и без жилья. Размышляя над тем, как помочь молодой женщине, Джура-ако принял решение продать государству имеющиеся у него предметы антиквариата.

Джура Абаев со своим приемным внуком Джахонгиром

- Я хочу отдать президенту все свое богатство, - поясняет Д.Абаев. - Это уникальные исторические экспонаты, которые украсят музеи страны: сюзане (вышитое особым образом декоративное панно. - Прим. ред.), изделия из меди, туркменские ковры XIX века, резные деревянные двери, которым более ста лет, старинные чашки... В течение тридцати лет я приобретал все это у эмигрировавших отсюда евреев. Как-то в середине 80-х годов ко мне пришли контрабандисты и предложили выкупить мою коллекцию за тридцать тысяч долларов, но я отказался продать ее. Это богатство принадлежит Таджикистану, пусть здесь и остается. Если президент поймет меня, я готов отдать государству все в обмен на клочок земли, на котором можно будет построить дом для молодой женщины и ее детей. Если не поймет – придется продать кому-нибудь коллекцию. Но зачем мне отдавать эти экспонаты чужим людям? Кстати, самому президенту хочу сделать сюрприз - подарить ему старинный нож, очень ценный.

- Вы уже обращались с таким предложением к мэру города или председателю области?

- Когда нашу область возглавлял Касым Касымов, я пробился к нему на прием и рассказал о своей коллекции. Он был готов ее купить и выделил для этого свыше одного миллиона сомони (более $300 тысяч). Но пока деньги проходили по инстанциям, сумма значительно уменьшилась и, в конце концов, мне предложили мизер, на что я не согласился. Несколько раз я пытался попасть к мэру города, но мне всегда отвечали – мэра нет, то он в Душанбе, то на каком-то объекте. Мне кажется, президент лучше всех решит мою проблему.

Ворота синагоги в Худжанде закрыты

Что же заставляет этого человека печься о судьбе чужих, по сути, людей? Только ли благодарность за проявленную ими заботу о нем? Несомненно, свою роль сыграла и семейная драма: родители Джуры-ако развелись, когда он и его брат были малыми детьми. Матери пришлось очень туго, тем более что этот период жизни пришелся на войну.

- В детстве я ходил в синагогу, которая находилась в центре города Худжанда, в районе Панчшанбе,- вспоминает Д.Абаев. - Ее называли «Саройи яхудиен» (буквально – «Дворец евреев». - Прим. ред.). Она была построена, когда Кокандским ханством управлял Худоярхан, который понимал, что синагога - неотделимая часть культуры и быта евреев, и без нее им жить невозможно. Но в конце 30-х годов по приказу Сталина синагога была закрыта, сегодня на ее месте находится здание художественного фонда.

В квартале Таги Тути Калон («Под большим тутовником». - Прим. ред.) жил бухарский еврей Исхиё Пинхасов - один из самых богатых и знаменитых людей Худжанда. Когда синагогу закрыли, он позволил прихожанам молиться в его доме.

Помню, как в 1943 году, мне было пять лет, в один из праздников я пришел в дом Пинхасова, но вместо торжества попал на поминки. Оказывается, с фронта пришло известие о том, что в бою погиб один из его сыновей. Через месяц пришло другое письмо, сообщающее, что его второй сын пропал без вести. В том же году у Пинхасова пала лошадь. Черная полоса продолжалась: Исхиё посадили как спекулянта. После войны он освободился, но вскоре вновь попал в тюрьму. В 1947 году не стало третьего сына Пинхасова. Всего у него было пятеро сыновей и три дочери. Исхиё умер от скорби по своим детям. Потомки Пинхасова эмигрировали, а дом-синагогу продали. Сейчас на этом месте стоят частные дома. А на деньги Исхиё в районе Панчшанбе построили третью синагогу, за ней я и ухаживал.

- У Вас в Таджикистане совсем нет родственников?

- Нет. Все мои пятеро детей живут в Израиле. В Согдийской области в настоящее время осталось всего три бухарских еврея – Нартол Таманов, Джура Мишеев и я. Друг с другом мы практически не видимся, хотя все трое живем в Худжанде. Есть еще один чимкентский еврей – Игорь Мишеев… Но я не скучаю, у меня здесь очень много друзей.

Джура Абаев с другом детства Абдуманноном

По словам Абаева, в Израиле он побывал три раза, и каждый раз возвращался оттуда с тысячей долларов, выделенных ему для ухода за еврейским кладбищем. Он с горечью рассказал о том, как два года назад был обманут двумя израильтянами.

- Эти мошенники - Кандов и Катаев – приехали сюда якобы с миссией - обустраивать кладбище. Я им сказал, что надо привести в порядок 38 провалившихся могил, еще 100 могил необходимо покрасить. За эту работу они обещали мне две тысячи долларов США, в итоге дали всего одну, - вздыхает Джура-ако. – Как-то они попросили у меня Тору на время, да так и не вернули ее. А эту Тору мы покупали в конце 80-х годов в Ташкенте за пять тысяч американских долларов, собранных прихожанами...

- У Вас нет желания перебраться поближе к своим детям, в Израиль?

- Нет, мне и здесь хорошо. От второго брака отца у меня осталась сводная сестра Барно. Сейчас она живет в Израиле, воспитывает пятерых детей. В прошлом году я поехал на свадьбу одной из дочерей Барно и полгода пробыл в Израиле. Мне выделили пенсию в тысячу долларов, дали большую комнату, обеспечили домработницей, услуги которой оплачивало государство. Вроде все было хорошо. А в Таджикистане в то время моя пенсия составляла 20 сомони ($6), сейчас 60 сомони ($15). Но я вернулся в Таджикистан. Здесь народ очень хороший. Во время войны мы делили друг с другом кусок хлеба, никогда не дрались с местными ребятами. Здесь мне любой ребенок скажет: «Бобо, ассалом алейкум!» («Дедушка, здравствуйте!». - Прим. ред.). А там, в Израиле, такого уважения к старшим нет. Да и иврита я не знаю. Кроме того, в Таджикистане у меня есть свой дом. Это счастье, когда у человека есть собственная крыша над головой. В Израиле если у тебя нет своего жилья, то ты - никто. А дом, в котором я гостил в течение шести месяцев, был государственным… Израиль не стал для меня Родиной. Поэтому я вернулся в Таджикистан, и живу неплохо. Когда я умру, надеюсь, дети моей названой сестры похоронят меня с почетом, ведь я их воспитывал. Дом оставлю им. Более того, мне не потребуется могильщик: свою могилу я давно уже вырыл. Она ждет меня. Поэтому я считаю себя счастливым человеком.

Тилав Расул-заде