Изменяя своим принципам, редакция ИА "Фергана.Ру" перепечатывает достойную публикацию из чужого издания. В этой статье известный индийский писатель, постоянный автор The Guardian и The New York Times Панкадж Мишра с помощью нецензурных терминов объясняет уроженцу Ирана, главному редактору лондонского журнала Tank Масуду Голсорхи порочность и недолговечность глобализации. Перепечатка осуществлена с любезного разрешения редакции журнала "Esquire" ("Эсквайр").

* * *

Масуд Голсорхи. На Западе многие опять начали вспоминать и сочувственно говорить о европейских империях. Как вы думаете, что заставляет людей обращаться к имперской теме, которую мы вообще-то привыкли считать закрытой?

Панкадж Мишра. Я думаю, ими движет ощущение кризиса. Мир после холодной войны оказался совсем не таким, каким его ожидала увидеть западная элита. С 1989 года какое-то время представлялось, что в мире осталась одна западная модель, которую все остальные страны должны перенять, знаменитый "конец истории" (термин политолога Фрэнсиса Фукуямы. - Esquire). Но в последние 15 лет эта идея натолкнулась на жесткое сопротивление, и не только в интеллектуальной сфере, но и в политике. В Латинской Америке, Ираке и в других местах, где Штаты пытались навязать эту идею силой, их попытки не увенчались успехом. Эти относительные неудачи привели людей в такое отчаяние, что они принялись обшаривать прошлое в поисках примеров, доказывающих преимущество западных ценностей и позволяющих заявить: "Это были замечательные империи. Запад сделал в них много хорошего - он дал Востоку демократию, дал парламентскую систему, конституцию, построил для него железные дороги и так далее. И если третий мир перестанет сопротивляться влиянию Запада, то у него все наладится". В общем, мы имеем дело с попыткой придать интеллектуальную респектабельность старой имперской идее, дела у которой обстоят сегодня не слишком хорошо.

М.Г. В свое время раздел Индии (на Индию и мусульманский Пакистан. - Esquire) и раздел Палестины (на государство Израиль и арабские территории. - Esquire) были типично европейскими решениями. Кажется, что это единственная схема, которую способен предложить европейский ум.

П.М. Раздел Индии, как и Палестины, произошел в 1947 году. Откуда пришел взгляд, согласно которому люди, различающиеся этнически или религиозно, якобы не могут жить вместе? Из Европы, где шесть миллионов евреев погибли в результате крупнейшей этнической чистки всех времен и народов. Одним словом, Палестине и Индии пришлось взвалить на себя бремя европейских ошибок. Дело в том, что Азия заимствовала у Европы стереотипы национальных государств, а вместе с ними и их модель демократии. Но эта модель была рассчитана на страны с однородным населением. Именно поэтому она не годится ни для Пакистана, ни для Индии, ни для Ирака. Ирак после Саддама - отличный пример того, как такая политика только обостряет этнические конфликты.

М.Г. С другой стороны, влияние Запада принесло с собой прогресс в такие места, где еще долго господствовало бы невежество. Это не значит, что глобализация хороша сама по себе, но без нее немалая часть человечества отставала бы в технологическом смысле, и этот разрыв все увеличивался бы. Что вы думаете об этом?

П.М. Я оцениваю положение по-другому. Во-первых, в культурном отношении глобализация уже сейчас терпит неудачу. Сегодня с трудом вспоминается, каким был мир до 11 сентября, но надо сказать, что громадная его часть была под влиянием американской культуры, а сейчас это скорее под вопросом. Многие страны с большим потребительским потенциалом охвачены антиамериканизмом. Кроме того, я не вижу, чтобы глобализация предлагала людям выбор. Это наступление шло более или менее непрерывно с XIX века, когда Европа завоевывала мир, потом в середине XX века вожжи перешли к США. И поскольку у одной стороны имелось столько власти, ресурсов, средств управления, то почти каждое общество на земле неизбежно подверглось его воздействию. Да, постоянно шли разговоры о том, что массы получили от этого множество преимуществ.

Говорили об общем увеличении продолжительности жизни - хотя, разумеется, можно возразить, что лучше прожить сорок лет хорошо, чем влачить долгое жалкое, отчужденное существование на этой планете. Но проблема в том, что модернизация не является для большинства этих стран свободным выбором. Раньше ее навязывал империализм, теперь глобализация. Я считаю, что страны третьего мира должны обрести способность вести диалог на равных, предлагать свои альтернативные способы жить на земле.

М.Г. Придумать "демократию для третьего мира"?

П.М. Я приведу такой пример. Нынешнее индийское правительство было избрано благодаря своим обещаниям помочь бедным. Хотя оно тоже идет на компромиссы и во многом участвует в делах глобального капитала, ему все-таки приходится учитывать интересы мелких фермеров - например, защищать их от конкуренции с европейскими фермерами, допустить которую было бы безумием. Поэтому Индии пришлось покинуть переговоры в Дохе (международные переговоры в рамках ВТО. - Esquire). Недовольная этим газета Financial Times написала: "Эти лидеры забыли, что им следует руководить своими избирателями". Но говорить о странах с миллиардным населением на языке менеджеров, говорить о них как о мелких компаниях, персонал которых можно легко умаслить, просто смешно. В каком-то смысле события вроде прекращения переговоров в Дохе обнадеживают. Они обещают, что правительства таких стран будут более ответственны перед населением у себя дома. Раньше они соглашались со всем, чего от них требовала глобальная элита. В этом смысле очень интересный пример для меня - Ганди. Он был приверженцем взгляда на Индию, исключавшего бессмысленные заимствования как у Запада, так и у индийских традиций. Он не разрабатывал крупных социальных проектов, не предлагал социальных утопий. Его очень занимало формирование этического бытия. Как и Будда, он считал, что нравственная жизнь отдельной личности способствует улучшению общества, но вначале личность должна привести свою собственную жизнь в порядок. И глядя на Ганди, видно, что при формировании такой жизни можно брать все полезное из самых разных источников: если в Библии, в Коране или у Толстого сказано что-то важное, это идет в дело.

М.Г. То есть вы прописываете интеллектуалам нравственное очищение?

П.М. Прописывать что-либо было бы самонадеянно. Но меня восхищает буддийское представление о нравственной жизни. Будда предписывает человеку постоянный контроль над своими идеями, чувствами, вспышками и желаниями. Современные западные интеллектуалы, за исключением таких психологов, как Ницше, обычно относятся к этому с презрением. Они слишком много вложили в свои абстракции, слишком ими опьянены. Но сегодня уже невозможно не заметить общего истощения. Мы переживаем период интеллектуальной исчерпанности, потому что мы испробовали, причем с максимально возможным радикализмом, с максимальной отвагой и жестокостью, все светские идеологии, появившиеся за последние 200 лет. Мы все испытали - и куда теперь двигаться? Я считаю, что нам необходимо серьезное признание нашей неудачи. Мы должны осознать, насколько был опасен интеллектуал, человек идей, в прошедшие 200 лет. Вину за насилие постоянно возлагают на религии, но в последние два столетия из-за идей было убито больше народу, чем из-за воды и хлеба. Поэтому нам следует поставить под сомнение то центральное положение, которое интеллектуал занимал в нашем обществе.

М.Г. И как же поступить с интеллектуальным сословием? Вы считаете, оно не нужно?

П.М. Мы должны обратить внимание на маргинальные фигуры. Мне приходят на ум индийские монахи. Многие из тех, с кем я встречался, люди невероятно утонченные, не говоря уже о доброте и способности к сочувствию. Лично мне беседа с ними дает куда больше, чем разговор с напыщенным, упоенным собой человеком идей. Поскольку мы воспитаны определенным образом, у нас в крови уважительное отношение к интеллектуалу, а между тем очень многие из них - настоящие мудаки.

М.Г. Ух ты! Пошла в ход специальная терминология.

П.М. Можно ли ожидать от человека, который в личной жизни ведет себя как мудак, ценных идей для сограждан, для общества в целом?

М.Г. Несостоятельность интеллектуалов проявляется и в их "жреческом" языке, в странном жаргоне. Часто приходится гадать, что человек имел в виду. Интеллектуалы разного профиля - к примеру, архитекторы - говорят на каком-то "волапюке". Каждый в своей области чувствует себя служителем идеала, по меньшей мере человеком, идущим в ногу с современностью. Но при этом напрочь отсутствует единая общественная идея, которая задавала бы цель.

П.М. Это большая беда, случившаяся после 1989 года, после падения коммунистического режима. То, что изначально вдохновляло коммунистический проект, по крайней мере до того, как он воплотился в репрессивных государственных структурах, - это идея новой жизни, поиск альтернативы капитализму. Но весь круг коммунистических идей был дискредитирован на повседневном уровне, а этого достаточно, чтобы надолго потерять значимость. И теперь многим кажется, что возможен только один образ жизни, один способ трудиться, потреблять, наслаждаться и испытывать счастье. Поистине мы переживаем один из мрачных периодов истории. Кругом только корпоративная глобализация, расширение рынков, стремление загнать больше потребителей в свой загон. То, что наш политический класс, наша бизнес-элита, наши СМИ не хотят знать ничего другого, вселяет ужас. В таком положении остается только думать о возможных вариантах развития. Но и это вообразить нелегко. Мы совершенно не знаем, что произойдет в ближайшие 10-20 лет. Если думать трезво, можно нарисовать множество антиутопий, и экологических, и политических. Но дальше разрушения Ливана заглянуть трудно. А взгляд далеко вперед - это мощный духовный источник. Иначе, как большинство интеллектуалов, ты кончишь оправданием нынешнего порядка вещей, убедишь себя, что это будет продолжаться вечно. Но мы-то знаем, что не будет.

М.Г. Если попытаться вообразить себе конец или ослабление глобалистской идеологии - как это могло бы произойти?

П.М. В прессе проскальзывали сообщения о том, что китайцы начинают беспокоиться из-за своих долларов, вложенных в американские долгосрочные казначейские обязательства. Если экономики Восточной Азии начнут изымать свои доллары, я думаю, начнется хаос, потому что вся американская экономика в определенном смысле построена на блефе и не выдержит массового отказа от доллара. Это только один возможный сценарий. Спусковым крючком может стать и повышение цен на нефть. После 11 сентября мы уже имеем крах "Энрона"; публичное расследование неприлично высоких заработков главных исполнительных директоров компаний; ряд документальных фильмов, разоблачающих темные стороны глобализации; сокращение налогов для богатых в США; осознание огромного разрыва в доходах в западных странах. Я считаю, что уже создается определенный идеологический климат, и очень многие все сильней и сильней подозревают, что их обманывают.

* * *

Источник - Esquire, февраль 2007 г., с. 48-54

Перевод Леонида Мотылева