На фото: Надпись на сожженных контейнерах на рынках в Оше гласит – «Сарт, умри». Фото © Д.Мотинова/Фергана.Ру

Свой взгляд на трагические события на Юге Киргизии предлагает антрополог, научный сотрудник Французского Национального исследовательского центра Борис Петрик. По мнению ученого, вся логика развития Кыргызстана, начиная с правления Акаева, привела к тому, что у страны больше нет ни армии, ни полиции, и политико-мафиозные группировки делят сферы влияния, приноравливаясь к политическим изменениям. В эти группировки входят как киргизы, так и узбеки, но им удалось превратить свою войну в межэтнический конфликт. Международные организации и НПО не способствовали становлению общего социального договора в стране, а усиливали и закрепляли противоречия между разными группами населения. В результате Кыргызстан оказался не в состоянии выполнять основную государственную обязанность – защищать своих граждан. И можно ли в таком случае продолжать считать Кыргызстан государством, или мы имеем дело с новой формой политического пространства - всемирным протекторатом?

Еще совсем недавно Кыргызстан, известный как «Среднеазиатская Швейцария» или «островок демократии», имел отличную репутацию в глазах мирового сообщества. Следует напомнить также, что это молодое государство получило самую большую среди стран региона внешнюю помощь на осуществление политических и экономических реформ. Политические трансформации реализовывались при мощной поддержке НПО и различных организаций международного сотрудничества, в частности, американских, активно внедрявших демократизацию в духе Вильсона и рыночную экономику.

Как же объяснить тот хаос, который воцарился сегодня в этом недавно обретшем независимость государстве вопреки масштабной международной помощи?

На протяжении последних 15 лет я пристально слежу за ситуацией в регионе и ясно вижу, что, как это было и в Югославии, мы имеем дело не с межэтническим конфликтом, чьи причины коренятся в традиционной и экзотической политической системе, основанной на трайбализме или этницизме. Речь не идет и о внезапной вспышке вековой ненависти между двумя группами населения, принужденными жить в тесном контакте друг с другом. Нынешний конфликт больше похож на погром, хотя ему и присущи некоторые черты сходства с другими межэтническими конфликтами. Это новый тип современных конфликтов, часть ответственности за которые лежит на политике мирового господства, пришедшей на смену периоду холодной войны. Я предлагаю несколько отличный от общепринятого взгляд на события в Кыргызстане, полагая, что для их объяснения необходимо учитывать влияние международных организаций и оказываемой ими помощи.

Однако прежде чем остановиться на этой проблеме, я хотел бы прояснить кое-что по поводу этничности. В большинстве случаев современные этнические конфликты возникают, против всяческих ожиданий, в тех обществах, где этнические различия не выстраиваются на фундаменте ясного противопоставления двух групп. Последние чаще всего живут на одной территории, и различия между ними конструируются в ходе повседневных социальных взаимодействий, а граница между группами поддерживается как благодаря дискурсу, так и социальным практикам. Киргизы и узбеки в Ошском регионе живут в тесном взаимодействии друг с другом, различия между ними сами по себе не составляют проблемы и не обязательно принимают конфликтный характер. Они не основываются на устойчивых «объективных» критериях, таких как язык или культура. Поэтому содержание представления о том, что значит «быть узбеком» или «быть киргизом», неоднократно менялось с течением времени и было существенно иным в эпоху Кокандского ханства или при советской власти, чем в наши дни. Отдельные люди или группы людей могут использовать различные маркеры: культурные (религия, язык, традиции), социальные (кочевники-скотоводы/оседлые земледельцы) или физические (цвет кожи, фенотип), чтобы отличить себя от других, но это не обязательно влечет за собой прямые политические последствия. Все эти различия зависят от социального контекста. В некоторых случаях отдельные люди могут настаивать на своей отличительности. Однако в общем случае региональные различия между жителями Юга и Севера Киргизии нередко более заметны, чем «этнические».

Проблемы возникают в том случае, если политическая система основывается на идентификациях подобного рода при установлении принципов легитимности. Тогда может проявиться тенденция к установлению определенной иерархии и неравенства между гражданами в сфере распределения как политической, так и экономической власти. Напомню, что соответствующие общественные представления прежде уже не раз служили питательной средой для вспышек насилия между этими двумя группами населения в Ошской области.

В советский период господства единой коммунистической идеологии принцип права наций на самоопределение лежал в основе политического обоснования создания национальных территорий. Накануне распада СССР либерализация общественной жизни и политика гласности повлекли за собой многочисленные проявления национализма по всей стране. В Киргизской республике возникли различные общественные движения, требующие пересмотра принципов политической легитимности. Утверждая, что киргизы практически являются второсортными гражданами в «их» стране, эти движения требовали нового распределения власти, которая, по их мнению, в Киргизской республике должна была принадлежать киргизам.

В условиях общего паралича управления в СССР новые националистические движения начали требовать больше экономической, политической и культурной власти для своей национальности за счет других групп, живших с ними вместе в этом поликультурном обществе. Узбеки, проживавшие в городах на юге республики и занятые, в основном, торговлей, оказались под особым прицелом. Их более благополучное экономическое положение рассматривалось киргизами как несправедливость; большинство киргизов – сельские жители, испытывающие на себе, в условиях аграрного перенаселения, нехватку земельных и водных ресурсов. В реальности эта разница между двумя группами заметно сглаживается в результате миграции в города, распространенности смешанных браков, территориальной и социальной мобильности киргизов, но представление о существовании неравенства по-прежнему сохраняется в головах у многих. Различие между группами поддерживается усилиями «этнических предпринимателей», хотя языки мало отличаются между собой, люди исповедуют одну и ту же религию (мусульмане-сунниты) и близки в культурном отношении. Интересно отметить, кстати, что в ходе судебных процессов, последовавших за кровопролитными столкновениями 1990-х годов, обвиняемые признавались в том, что им было нелегко отличить узбеков от киргизов.

Поводом к конфликту послужили то ли слухи, то или реальные события: сообщения об изнасиловании узбеками киргизской женщины или избиении узбеками киргиза вызвали взрыв возмущения в и без того накаленной экономической и политической обстановке. Межэтнические столкновения унесли несколько тысяч жизней, прежде чем вмешательство советских армейских подразделений позволило восстановить порядок. С тех пор каждый раз при кардинальных политических изменениях в этом новом независимом государстве узбекский вопрос затрагивает чувствительные струны. Сохранение и упрочение этнической границы между киргизами и узбеками напрямую связано с проблемой экономической и политической власти. Этническая идентичность может использоваться в качестве политического ресурса как представителями большинства (правительство, политические партии), так и этническими предпринимателями из числа меньшинств.

Обретение независимости в 1991 году утвердило в общественном сознании представление о превосходстве этнических киргизов надо всеми остальными кыргызстанцами. Отныне не переписи населения, но голосование должно было санкционировать новое распределение власти. Президент А.Акаев, не признаваясь в этом открыто, начал политику интенсивной киргизизации, которая коснулась как политического аппарата, так и приватизации экономических ресурсов. Тем не менее, он осуществил и некоторое перераспределение власти в пользу некиргизов, в частности, на юге. С одной стороны, А.Акаев насаждал этнонационалистический дискурс, опираясь на культ героя национального эпоса «Манас». Это льстило большинству населения и внушало беспокойство остальным. С другой стороны, он искал опоры в зарождающемся узбекском политическом представительстве на юге страны. Это позволило ему усилить свое влияние в этом регионе и ослабить враждебную южно-киргизскую фракцию – важное преимущество в условиях политической системы, где региональные фракции борются друг с другом за власть.

Формирование нового этнонационального государства проходило при мощной поддержке международных и неправительственных организаций, Многие из них официально солидаризировались с этнонационалистическим подходом в противовес гражданской политике, которая могла бы объединить всех жителей страны. Памятные мероприятия в честь нового «отца нации» в значительной мере финансировались ЮНЕСКО, ООН и другими международными организациями. С другой стороны, становление новой этнонациональной демократии казалось вполне приемлемым с точки зрения международного сообщества, поскольку Киргизия признала права меньшинств. Положение русскоязычных граждан страны, не считающихся ее коренным населением, вообще никого не интересовало, и сотни тысяч русских, немцев, евреев, украинцев предпочли уехать из Кыргызстана. Напротив, на юге финансировались сотни проектов, направленных преимущественно на защиту прав узбекского меньшинства. Деньги щедро раздавали узбекским неправительственным организациям, школам, культурным центрам, радио и телевидению. ОБСЕ, Совет Европы, ПРООН требовали от государства гарантировать политическое представительство узбеков во вновь созданном Парламенте республики. Все эти меры лишь укрепили границу между группами, выстраивая коммунитаристскую логику. Она сделала заметным присутствие узбекоязычного населения в общественной и политической сфере, вместо того чтобы способствовать формированию общегражданского диалога и сотрудничества.

Вильсоновская демократия национальностей создает, таким образом, такую политическую систему, при которой одна этнонация, составляющая большинство, получает законную власть в неизбежно мультикультурном обществе. Права меньшинств в таком случае призваны поправить положение других групп. Эта концепция способна абсолютно парализовать принцип гражданства и спровоцировать серьезные конфликты между различными составляющими общества. В рассматриваемом нами случае часть южных киргизов протестует против экономического превосходства городских жителей Оша, большинство которых составляют узбеки.

При любом политическом кризисе в стране ответственность за него легко возложить на узбеков. К тому же политическая власть не в состоянии выступить в роли верховного арбитра и в случае необходимости восстановить равновесие во взаимоотношениях между различными группами населения. При советской власти это достигалось с помощью системы назначений на ключевые посты. В сегодняшнем Кыргызстане в ходу другие методы, а именно поочередная экспроприация власти.

В общемировом контексте торжества либеральной экономической идеологии Кыргызстан провел дикую приватизацию, сопровождавшуюся открытием границ. Это привело к краху основных отраслей производства – скотоводства и земледелия - и резкому усилению социального неравенства между классом нуворишей, наживающихся на трансграничной торговле, и основной массой населения, живущей за чертой бедности. Структурная перестройка экономики, которую последовательно проводил А.Акаев, сделала возможным появление небывалой прежде семейственности в экономике. На юге эти новые экономические силы могут приобретать этническую окраску, в частности, в Ошской области, где этот класс ассоциируется в глазах населения с горожанами-узбеками.

После «революции тюльпанов» в 2005 году Курманбек Бакиев поспешил подвергнуть сомнению результаты приватизации в Ошской области, в результате которой обогатились некоторые узбеки. Эти политико-экономические предприниматели оказались в опале, подобно известному депутату Батырову. Братья Бакиевы, стремясь контролировать экономику, способствовали возвышению других «узбеков», задачей которых было взять в свои руки основные экономические ресурсы, отобрав их у бывших протеже акаевского режима. Экономическая власть в Оше постепенно перешла в руки узбеков, близких к президенту Бакиеву. Новые лидеры экономики должны были обеспечить доступ к ним окружению президента, используя для этого различные подставные фирмы.

Приход к власти временного правительства, возглавляемого Розой Отумбаевой, в апреле 2010 года представляет угрозу для этих доходных мест, занятых влиятельными союзниками президента Бакиева в Ошской области. Это вызвало сильное напряжение на юге страны, выразившееся, в частности, в таинственном убийстве узбекского бизнесмена Айбека Мирсидикова. Этот влиятельный человек, по слухам, замешанный в мафиозных сделках и связанный с криминалом, был, судя по всему, очень близок к семье К.Бакиева. Говорят, что именно брат Бакиева назначил его ответственным за чрезвычайно прибыльный наркотрафик из Афганистана и за реорганизацию экономической власти в Оше. Уход президента Бакиева повлек за собой целую цепочку отстранений от экономических ресурсов и политической власти. Именно поэтому есть все основания думать, что удаление от власти определенных политико-мафиозных группировок в интересах других взорвало пороховую бочку в эти последние недели. Более чем вероятно, что эти группировки, процветавшие при предыдущем режиме, не захотели уступать свое место. Поэтому они ввязались в самоубийственную и смертоносную схватку, поощряемую и поддерживаемую братьями Бакиевыми, развязав массовое сведение счетов, которое в итоге вылилось в межэтническую бойню.

На сей раз, похоже, обществу нечего рассчитывать на то, что государство восстановит порядок, применив законное в подобных случаях насилие. Действительно, поощряемое международным сообществом, государство за последние годы разрушило свои важнейшие институты. Нет больше ни настоящей армии, ни полиции, и лишь политико-мафиозные группировки делят сферы влияния, приноравливаясь к политическим изменениям. Эти группировки включают в себя как киргизов, так и узбеков, но им удалось трансформировать свое соперничество в межэтнический конфликт между киргизами и узбеками.

Невозможно отрицать тот факт, что основные политические фигуры Кыргызстана несут на себе большую долю ответственности за нынешние события. Но небесполезно также задаться вопросом о роли и ответственности различных международных организаций и НПО, работающих в стране на протяжении вот уже почти 20 лет. Их деятельность лишь усилила и закрепила противоречия между различными составляющими населения, вместо того чтобы способствовать становлению общего социального договора. Продвижение демократии и либерализация экономики, за которые выступали многие доноры, не обеспечили развитие социального мира в стране. Роза Отумбаева, вдохновительница революции тюльпанов, заняв место президента, не в состоянии восстановить порядок. Она вынуждена обращаться за помощью к России и международному сообществу, чтобы исполнить одну из основных обязанностей государства: защитить граждан. Но можно ли еще считать Кыргызстан государством, или в его лице мы имеем дело с новой формой политического пространства, которую можно назвать всемирным протекторатом?

Борис Петрик, антрополог, научный сотрудник Национального исследовательского центра (Франция), 15 июня 2010. Перевод Елены Филипповой, ст.н.с. Института этнологии и антропологии РАН